На наши вопросы сегодня отвечает Евгения ( Melemina) Мелемина – писательница, начавшая творческую деятельность на @дневниках, лауреат литературной премии «Рукопись года»(2011-2012) с романом «Солнце в рюкзаке», номинант литературной премии «НОС» с романом «Осколки под стеклом». В блоге Евгении было опубликовано более двадцати оригинальных произведений — ей удаются как рассказы, так и крупная проза, как киберпанк («Трава на бетоне»), так и лирические и юмористические произведения (цикл рассказов «Страсти нечеловеческие», повесть «Принцесса Зефа»).— В какой момент вы почувствовали «Ну вот, теперь я — настоящий, состоявшийся писатель»?М: этот момент еще не наступил. Есть множество параметров, по которым определяется, является ли человек настоящим писателем или нет, и все они зыбкие и спорные. Я пока не определилась. Возможно, я не писатель. Может, я фотограф. Или стэнд-апер. Возможно, мне нужно писать смешные монологи и корчить рожи. Или вообще, я — талантливый аквариумист. Одно могу сказать точно: я не художник и не балерина, остальное под вопросом.
— Книга издана. Расставьте связанные с этим события и переживания в порядке убывания важности для вас: 1) благодарные отзывы читателей; 2) отзывы тех, кто действительно глубоко понял вашу мысль; 3) полученные за книгу награды; 4) гонорар; 5) само ощущение, когда держишь в руках собственную книгу; 5) мощный толчок вдохновения для следующей книги; 6) признание и восхищение от коллег по цеху; 7) чувство, что реализуешь для себя важную жизненную задачу.М: приоритеты…
Номер семь: для меня важна самореализация в первую очередь.
Номер три: я рада признанию комиссий литературных премий.
Номер один и номер два вместе: я пишу для людей и рада, когда они вступают со мной в диалог.
Номер четыре: гонорар. Я так много писала бесплатно, что теперь искренне радуюсь оплате за то, что раньше делалось просто так.
Номер пять и номер шесть: спорно. Каждая книга меня надолго выключает из творческого процесса. Я злюсь на свои книги. Они всегда провоцируют меня на перерыв в писательской деятельности.
Номер шесть: совсем нет. Работаю без оглядки на коллег по цеху. Именно по этой причине я не читаю нашу фантастику. Не хочу никаких параллелей, не хочу ничего общего. Не хочу «вливаться в жанр».
— Ваше отношение к утверждению «Кто в молодости не был революционером – у того нет сердца. Кто в старости не стал консерватором – у того нет мозгов»?М: наверное, я еще не настолько зрелый человек, чтобы оценить эту фразу по достоинству. Мне больше нравится вариант: «Делай, что должен и будь, что будет». Дело в том, что люди по-разному воспринимают понятие счастливой жизни, и собственная безопасность зачастую является ее синонимом, но проблема в том, что консерватор никогда не будет в безопасности, он всегда будет под контролем, и этот контроль рано или поздно проявит себя. Что тогда останется? Смиряться и убеждать себя в том, что все происходит абсолютно правильно.
Это тяжкая задача: убеждать себя в том, чего нет. Я бы не хотела этим заниматься.
— Должен ли писатель иметь твердую гражданскую позицию?читать дальшеМ: мое личное предвзятое субъективное – не должен. Писатель должен сомневаться, иначе он превратится в пропагандиста и фанатика собственных идей.
Это вредно для автора – поучать, потрясать флагами и нести единое знание. Это убивает само понятие творческого начала, т.к. творчество все-таки процесс познания, а не аксиома.
— Вы выступаете за толерантность, и за то, чтобы все люди любили друг друга и жили счастливо. При этом, вы не считаете себя феминисткой. Почему?
М: не хочу ярлыков. Понимаете, с этими всеми ярлычками исчезает возможность высказывать различные мнения, приходится держаться одного-единственного, а это скучно. Феминизм – отличная идея, я благодарна людям, которые привели женщин к законодательному равноправию, но радикальным феминизмом я не хочу восхищаться.
Пример: на жж-сообществе феминисток на Восьмое марта была вывешена картинка, на которой женщина бьет мужчину, принесшего ей букет. Мнения по поводу картинки сильно разделились, но были те, кто посчитал ее остроумной и правильной, а мне она очень не понравилась. Не хочу поддерживать такие вещи.
Я за феминизм, декларирующий равноправие, а не унижение и наказание мужчин за то, что они являются продуктом патриархального общества.
Плюс, мне кажется, именовать себя феминисткой я не могу по той причине, что ничего не делаю для идеи и ее продвижения. Не пишу статей, не отправляю писем, не выхожу на митинги. Мое мироощущение совпадает с идеями феминизма, но я не могу назвать себя членом и участником этого течения.
— Каждая ваша книга построена вокруг вопроса, который вы ставите перед своим читателем. Какие именно вопросы вы задавали в «Библии Улиток», «Осколке Под Стеклом», «Солнце В Рюкзаке»?
М: Если вкратце:
«Библия Улиток» — история пацифиста. Я спрашивала, возможно ли ценить жизнь и чужое право на жизнь и при этом не причинять окружающим вреда?
История «улитки», прячущей слабенькое тельце в ракушке и мечтающей, чтобы ее оставили в покое.
Чем больше в мире «улиток», тем больше смертей и разрушения, не правда ли?
«Осколки под стеклом» — первая моя книга. Она вышла до того, как появились откровенно фашистские законопроекты, и повествует о них же.
О стране, которая насильно повышает качество своего населения, отмахиваясь от обвинений в фашизме.
Я позволю себе цитату:
«— …выживаемость вида — для человека такая же суровая необходимость, как и для животного… — забулькал телевизор мужским задыхающимся голосом.
Игорек подошел поближе.
На экране, то и дело оттягивая мизинцем плотный узел галстука, сыпал быстрыми частыми словами мужчина, под которым прогибалось широкое кожаное кресло.
За спиной захрустели печенья.
— …природа никогда не совершала опрометчивых поступков. Самки многих видов съедают избыточный приплод, отказывают в кормежке неполноценным и больным детенышам.
Он снова зацепил пальцем петлю галстука. Чтоб ты задохнулся, с ненавистью подумал Игорек.
— …вы видели когда-нибудь лисицу с синдромом Дауна или кролика с ДЦП? — он захрипел и забулькал — смеялся.
За его спиной рассмеялась невидимая массовка.
— Мы сами вырыли себе яму! Так давайте ее зароем! Мы не пойдем наперекор природе, мы снова примем ее правила!..
— Мам, — сказал Игорь, оборачиваясь. — Ты понимаешь, что происходит?
По ее лицу плавали синие и серые блики.
— Евгеника — не псевдонаука! — проорал телевизор. — И не надо привязывать ее к фашизму! Фашизм — это огонь в неумелых руках! Мы все знаем, что огонь может вызвать пожар, но мы же пользуемся газовыми плитами!
— Мам, — позвал Игорь.
— Что, солнышко? — она подняла безмятежные голубые глаза. — Устал? Хочешь печенья?
— Ты понимаешь, что происходит? — раздельно, нажимая на каждое слово, выговорил Игорь.
— Ты знаешь, у нас столько налогов уходит в пустоту, оказывается… — сказала она. — Содержание домов инвалидов, онкологических центров, хосписов…»
«Солнце в рюкзаке» — вторая книга. В ней я меньше задавалась вопросами. Это просто история, вариация на бесконечную тему «Я робот». Просто дружба. Просто команда. Понимание друг друга. Маленькая личная трагедия маленького не-человека. История привязанности к другому – такому же не-человеку.
— Как вы относитесь к своим героям?
М: по-разному. Персонажи то удаются, и тогда их весело, приятно писать, словно начинаешь дружбу с интересным и необычным человеком, то выходят сложными, тяжеловесными и тогда хочется от них избавиться.
Все они имеют прототипы, и отсюда и личное отношение к каждому. Но вообще я сторонник того, что автор управляет своим текстом, а не наоборот, поэтому неожиданных фортелей аля «мой персонаж такое вытворил!» у меня не бывает.
— Перечитываете ли вы собственные книги так, словно они написаны кем-то другим?
М: не перечитываю. Каждая книга – пройденный этап. Т.е. я помню их, могу поговорить на тему, но не хочу перечитывать.
— Видите ли вы свои книги положенными в основу видеоигры?
М: только одну. «Солнце в рюкзаке». Там четверо персонажей, оснащенных вооружением, силовой броней, различными боевыми технологиями. Это могло бы стать основой для шутера или RPG.
Совсем недавно вышла игра Deadpool, и я представляю игру, похожую по нескольким решениям: например, меня покорило разрушение «четвертой стены», т.е. персонаж напрямую общается с игроком.
Для меня это идеальное решение оживления персонажа – он становится твоим другом, а не аватаром.
Благодаря этому получается так: играешь и ловишь себя на том, что подбадриваешь персонажа, гладишь по шерстке: «Давай, бро! Ну ты даешь… Ненене, не делай этого, чувак!»
Мне хотелось бы, чтобы с моими персонажами так общались.
— В детстве, по вашим словам, вы прочитали огромное количество книг. Оглядываясь назад, нет ли у вас чувства обиды на некоторые из них за то, что они увели вас в неправильном направлении, обманули в чем-то, посеяли в голове мысли и идеи, которые в итоге принесли вам вред?
М:самый большой вред мне нанесли Робин Гуд и Натаниэль Бампо.
Я была такой восторженной губкой, что нахваталась всяких рыцарских идей и долго поражала одноклассников незамутненностью и призывами стать благородными донами. Эта штука преследует меня до сих пор. Я многие вещи измеряю эфемерными понятиями чести, и со стороны это выглядит смешно.
Но я не в обиде на беднягу Робина, ему и так досталось. Зверобою тоже вечный почет и уважуха.
— Вы рассказывали, что писали с детства, но к вашему творчеству не относились всерьез. Что вам помогло не сдаваться и не бросать?
М:ну как – не всерьез… Я понимаю своих родителей. Представьте, одиннадцатилетнее дитё, которое вместо уроков часами строчит в тетрадках кровавые кошмарные истории о самоубийствах, разлучении лучших друзей, киборгах, уничтожающих мир, и тайных зверолюдях, отрывающих руки лучникам-эльфам.
Я всегда была мрачновата в своем творчестве, а в детстве просто вопиюще жестока. Мне казалось, что теплые человечные эмоции можно противопоставлять только непреходящему кровавому кошмару. Но не в это суть. Когда ребенок вместо учебы занимается подобной ерундой, от родителей понимания можно не ждать.
Мне это непонимание не мешало. У меня был одноклассник, который добросовестно читал все, что я ваяла, и даже писал мне рецензии. Его интерес к моим тетрадкам меня и поддерживал.
Еще была учительница литературы, прекрасный педагог. Она единственная не ругала меня за мои сочинения, т.е. понимала души прекрасные порывы и не стремилась их усреднить.
Ее оторванные руки не смущали, видимо, понимала, что когда получаешь в пользование такую мощную штуку, как возможность писать, начинаешь царствовать в своих мирах жадно, как маньяк-диктатор, и только со временем становишься мудрым правителем.
— Когда вы читаете, вы отделяете автора от его произведения?
М: да, если только книгу о вкусной и здоровой пище не пишет двухсоткилограммовая дама.
— Вам бы хотелось, чтобы ваши читатели отделяли вас от ваших книг или же хочется наоборот - чтобы через книги они лучше понимали вас лично?
М:я и мои книги – две большие разницы. Я знаю, что считается (психологи просветили) – что бы автор ни кропал, он пишет о себе.
Но я изо всех сил пытаюсь этого избегать. Я не тот человек, который автор, и я не тот автор, который человек.
Не люблю, когда лезут в душу, поэтому книги – не окно ко мне, а скорее, стена между мной и читателями. Я буду подпрыгивать и радоваться, если людям нравятся граффити на этой стене, но я буду злиться, если стену попытаются перелезть.
— Вы хорошо знакомы с западной литературой. В чем отличие типичного западного героя от типичного российского?
М:я буду говорить словами одного хорошего редактора: мы с удовольствием читаем западную литературу и удивляемся тому, что наши авторы не способны написать что-то такое же: простым языком, с интересным сюжетом и нетривиальным героем, но как только наш автор пишет что-то подобное, его обвиняют в плоскости, неумении работать с языком, в необъясненности сюжета и пр.
Дело вот в чем. В России литература является некой священной коровой и должна нести вечное, разумное. Доброе. Блистать и покорять. Понятия «хорошая литература» у российского читателя нет. Или пан, или пропал. Или шедевр, или ширпотреб. Нет «среднего класса». Есть только покорители вершин и литературные чернорабочие. Это с точки зрения читателя, на самом деле это не так. Хорошей, уверенной литературы у нас много, но ее не воспринимают, ожидая от русского автора уровня Стругацких, не ниже. Западным авторам прощается их самобытность и увлекательная простота, нашим – нет.
— Вы часто читаете лекции, например, на книжной ярмарке. Нет ли у вас страха, что читатели изменят к вам свое отношение, узнав вас поближе в реале?
М: нет, страха нет. Я такая, какая есть, и не могу нравиться всем. С этим ничего не поделаешь. Кто-то посмотрит на меня в реале, пожмет плечами и уйдет, кто-то останется и заинтересуется. Это нормально.
— Хотелось когда-нибудь сменить псевдоним и написать о чем-то совершенно другом?
М: сделано. На данный момент в редакции лежит книга, написанная в жанре социальной… чернухи. И она выйдет в августе или сентябре – под никому не известным псевдонимом.
— Есть ли в планах писать детские книги?
М: есть. У меня есть дочь, и я давным-давно начала рассказывать ей сказки. Мне лень было читать книжки вслух, поэтому я обычно придумывала для нее свои истории. Наверное, их стоит записать и предложить в издательство.
— Вы бы смогли написать честный роман о современной реальности, ни в чем ее не преукрашая и не очерняя специально — и чтобы при этом читатель не смог бы оторваться?
М: сложный вопрос. Я не могу прогнозировать отношение читателя к тексту, которого нет.
Но я думаю, что мой жанр – как раз таки социальный роман, а не фантастика, поэтому я буду работать в этом направлении, и там будет видно.
— В чем, по вашему, секрет бешеного успеха таких книг, как «Сумерки» и «50 оттенков серого» на фоне наличия в свободном доступе хорошей, качественной литературы?
М: секрет не в книгах, секрет в читателях.
Недавно слышала, как взрослая, очень умная женщина восхищалась «Оттенками» - невозможно оторваться, все так откровенно…
Книга либо попадает в ожидания читателей, либо нет. Если читатели хотят истории любви девушки и вампира – книга будет успешной. Если читатели хотят эротических фантазий – книга будет успешной.
Простой язык обеих книг в данном случае способствует успеху. Люди устают, много сил уходит на работу, семью, дом. За такими книгами люди расслабляются.
— Получается, писатель, желающий успешности, должен в первую очередь нащупать желания читателей и давать им возможность проживать фантазии в своих книгах? Или все же честный писатель должен идти своим путем, не ориентируясь на запросы ширнармасс?
М: парадокс, но массы как раз таки требуют умного, качественного интеллектуального чтива. Успехом эти книги обязаны тем, кто ничего не требует. Желания таких читателей несложно нащупать, но довольно-таки сложно осуществить. Если ты выбиваешься за рамки простой «золушкиной» концепции, то можешь случайно перескочить в Высшую Лигу, и те, кто обеспечил «Оттенкам» миллионные тиражи, перестанут быть твоей аудиторией.
Пример – по сути, «Ребекка» золушкина история и есть, но она сыграна игроком высшей лиги, поэтому, выйди она сейчас, многочисленные дамы, желающие мужа побогаче и просто так, вряд ли на нее бы клюнули, в то время как сериал «Доярка из Хацапетовки» в свое время собрал уйму поклонниц быстрого и блестящего взлета.
Я думаю, что писатель, который хочет успешности, должен забыть о том, что он ее хочет и писать, не заморачиваясь. Воздастся.
— А должен ли писатель должен быть голодным?
М: Нет! Накормите писателя!
— Вам нравится современный русский язык? Как вы относитесь к существующим тенденциям к его изменению?
М: нравится!
Язык, как и любая коммуникативная система, стремится к минимализму и удобству. Потому мы и заменяем неудобные длинные словосочетания короткими заимствованными словами, прибегаем к понятным сокращениям и не любим «тяжелые» тексты.
В Питере довелось увидеть расклейку в метро: «Говори правильно».
И переводы заимствованных слов на добротный русский (Стикер - наклейка)
Интересно, ворвется ли это в инет?
Аська — коммуникативное средство в Интернете.
Юзер — пользователь Интернета.
Аватар — картинка, которая символизирует пользователя Интернета в коммуникативном средстве в Интернете.
Легко и просто.
Так вот. Любой язык стремится к экономии средств. Эволюция его - дело необратимое.
Меня никогда не волновал этот процесс - да, не люблю распространенные ошибки в ударениях, но не более.
То есть, к фанатикам и борцам за чистоту языка не отношусь.
— Вы давно изучаете японский язык и японскую культуру. Каких истинно японских качеств не хватает нашим соотечественникам для счастливой, плодотворной жизни?
М: если говорить о реальных качествах реальных японцев, которые помогли бы в реальной жизни реальным русским, то таких нет. Мы очень разные.
Я приветствую многие политические и законодательные решения Японии, но они, опять же, в нашей стране неприменимы, хотя и актуальны, на мой взгляд.
— Как сделать так, чтобы нас всех отпустило?
М: была недавно в Ярославле. Там на улице пели кришнаиты. В белых юбках, с выкрашенными краской лицами. Улыбались, били в бубны и пели. Я посмотрела – меня отпустило.
-
-
05.07.2013 в 13:24Даже зная Мэл достаточно хорошо, с интересом и удовольствием прочитала.
-
-
06.07.2013 в 17:24-
-
05.05.2014 в 00:38Творения писательницы мне очень понравились, заставляют "поскрипеть мозгами".
Радует то, что автор не отходит от привычного написания книг данного жанра и я считаю, что это её индивидуальность. Буду надеяться, что Это не растворится в нашем современном мире книг