[@interview]

 Просперо, семейный врач

Судя по зарплатам во врачебном цехе, у человечества три болезни — геморрой, триппер и беременность. Остальные их тревожит настолько редко и мало, что последние гонорары достаются мастерам посмертного макияжа.

Если вы хотите сделать врачу приятное, на повторный визит не приносите ему конфет. А просто расскажите, какие хорошие первые результаты получили, начав лечение. Даже если результатов нет, постарайтесь их найти. Это пойдет на пользу вам обоим. И уж когда врач размякнет, можно переходить к побочным эффектам и вновь открывшимся симптомам.

«Как ни странно, доктор, мне лучше!» — я это слышу так часто, что даже не хочется повторять антитезу «Несмотря на лечение, больной выздоровел». Для моих пациентов оказывается откровением, что лекарства могут и вылечить. Если правильно подобраны. Грустно, девицы.

В большинстве своём, мои соотечественники чудовищно по-медицински невежественны. В продолжение этого так же чудовищно невежественно большинство врачей, когда они выходят хоть немного за пределы своей специализации. Чем невежественней пациент, тем проще работать плохому врачу. Начинать надо с себя, господа!

У каждого в детстве был набор Айболита. Пластмассовые градусник, шприц, трубочка для выслушивания и прочая дребедень. Не помню, чтобы это была моя любимая игрушка. Любимым был весёлый резиновый поросёнок в костюме с бабочкой и чёрный пистолет с чудесным запахом пороха от пистонов.

Я не родился в семье врачей. У моего папы были очень смутные представления о том, что такое врачебная специальность. Что-то вроде «нигде не пропадёшь и всегда будешь с куском хлеба, потому что люди болели и болеть будут». Ну а я дооолго был почтительным и послушным сыном. Так я оказался в медучилище.

В детстве я хотел быть строителем. Или писателем. Чтобы результат твоего труда был виден всем. А не как у моих родителей, которые работали в «ящиках» и производили что-то сверхсекретное, настолько, что сами никогда не видели итогов работы.

Каждый раз испытываю дикое изумление, когда мои пациенты выздоравливают. Да, знаю, звучит чертовски смешно, но никакого черного юмора нет. Я каждый раз себя спрашиваю: как, это сделал я?! Я люблю дни, когда много повторных пациентов. Виден тот самый результат. Эдакий Тауэрский мост. Который виден только нам двоим. Чувствуешь себя циркулем в руках Бога ( закадровый смех).

Советская медицина, о которой сейчас тоскуют многие — дремучее тупиковое ответвление медицины европейской. Она, как и все советское, не была ориентирована на результат. Не стимулировала врача к развитию, её достижения — всегда вопреки, а не благодаря системе. А вершиной «эволюции» стал участковый терапевт. Измученная безумная тетка с 40 вызовами на дом в день на полторы-две ставки и бесчисленными журналами отчётности, почерком паралитика и безнадёжной перманентной завивкой на голове и в мозгах. Мало кому удалось избежать вырождения.

Возможно вы не помните – существовала особая форма рабства, помимо прописки. Твой адрес проживания намертво прикреплял тебя к участковому педиатру и терапевту, с которым ты должен был жить до смерти. Своей или его. Кому-то везло, кто-то всеми силами пытался сбежать со своего «участка» на чужой, к вменяемому врачу.

Когда патриоты говорят о том, что российская медицина во многом круче европейской — не верьте. Я читаю «их» учебники и тесты и плачу ночами от комплекса неполноценности. Мы в глубокой заднице. И улучшений, судя по сегодняшним студентам-медикам ждать не приходится.

Даже очень богатый и известный человек в России, столкнувшись с серьёзной болезнью, звонит не в страховую компанию или в регистратуру крутой клиники, а закидывает сеть знакомым и друзьям, чтобы выловить того самого, «единственного на весь город» лучшего специалиста по зудящим анальным дерматозам. Жутко дорогого, но эффективного. И только эта система работает вот уже более сотни лет. См. «Крейцерову сонату».

Приятно, конечно, что мой номер хранится в тысячах телефонов «на всякий случай». Тщеславие — движущая сила в любой профессии. Во врачебной — особенно.

Если бы я брал фиксированную плату за звонок на свою «горячую линию», ну хоть сто рублей — я бы мог не работать вообще. Телефонная консультация, по моим подсчётам, эффективна процентов на 70-80 по сравнению с очной. При условии, что пациент тебя знает и доверяет.

Принято считать, что товар, который продают врачи — это здоровье. Глупости. Наш товар — это страх. Мы продаём его успешно вот уже сотни веков. Мы продаём страх, а потом выписываем рецепты от него.

Мало кто задумывается, что слово «пациент» в дословном переводе с латыни означает «терпящий». Или, что ближе участковым, но полицейским — «потерпевший».

Почему-то люди удивляются, видя простуженного и чихающего врача. В их представлении нас не берут ни вирусы ни бактерии, мы их уничтожаем силой воли. А других кормим бесполезными лекарствами. «Будьте здоровы, доктор!» — говорят они мне с плохо скрываемым сарказмом.

Один и тот же препарат, назначенный юным врачом-ординатором, и найденным через знакомых профессором, покажет результаты, отличающиеся друг от друга в разы. Что противоречит данным доказательной медицины, но вполне объясняется словом, придуманным одним моим другом и коллегой: «антропотерапия». Значительно эффективнее лечения дельфинами.

Если объяснить в двух словах, чем отличаюсь я, семейный врач, от терапевта или узкого специалиста, то это запрет на фразу: «Это не моё!». С дальнейшим туманным посылом. Любая проблема, возникшая у моего пациента — это моё. Я чувствую себя проигравшим каждый раз, когда передаю пациента в руки знакомого (и испытанного) врача-специалиста. Хотя чувство меры надо соблюдать, конечно.

Что я скажу сыну, если он подвалит ко мне с идеей «папа, я хочу стать врачом»? Наверняка преисполнюсь занудства и скажу:
— Сынок, тебе придётся сидеть за учебниками все шесть лет института, в то время, как студенты-гуманитарии будут пьянствовать в кабаках, а технари просиживать ночи за компьютерами, рождая свои первые программы и стартапы. Потом ещё два года сидеть у нас на шее, клянча деньги на дезодорант и сигареты, пока учишься в ординатуре. Твои ровесники после выпуска получат первые предложения на полторы тысячи долларов, тогда как тебе предложат в два раза меньше, не глядя на твой красный диплом. И ты будешь благодарен за возможность работать и совершать неизбежные ошибки безнаказанно. Но потом, лет через десять, когда ты заработаешь первые регалии и имя, ты начнёшь догонять в доходе отпетых двоечников из маркетинга и унылых банковских клерков. Удержаться на этом уровне непросто, учти. Ты должен постоянно читать журналы и рассылки на английском, проходить стажировки и получать дополнительные сертификаты. Если ты будешь работать в больнице, твоя семья должна смириться с твоим отсутствием по ночам как минимум треть месяца. И привыкнуть к загубленным выходным, потому что твои выходные не совпадают с остальным человечеством…

Если к этому моменту он ещё будет меня слушать, я конечно поведаю ему, почему я никогда не поменяю свою профессию на другие. Хотя и пробовал.

Я не спасаю жизни. И не приношу облегчение «на кончике скальпеля». Лишен радости видеть появление нового человека на свет. Не делаю людей красивее и не исправляю пороки, не пересаживаю органы. Иногда чертовски не хватает такого козыря. Трудно пощупать снижение риска повторного инсульта на 25%, которое ты обеспечил. И предотвращённый с вероятностью 30 % инфаркт оценить тяжело. Прошла боль от язвы, стих удушливый кашель, кончился понос, перестала мучить мигрень или бессонница… Все это хорошо, но гордиться этим трудно. Большая часть моей работы остаётся и вовсе не замеченной. И не оценённой. Признаюсь, всегда есть ощущение, что способен на большее и достоин большего. Наверное, это и хорошо.

Comments

[Магда]

Спасибо за интервью!
Здоровья Вам, доктор, и адекватных пациентов!

[danechka]

интересно

[Zhevi]

[Лис]

спасибо за интервью.

[Блэй]

Потрясающе!